Самое неоспоримое свидетельство бессмертия - это то, что нас категорически не устраивает любой другой вариант.
Эмерсон Ральф Уолдо

Путеводитель
Новости
Библиотека
Дайджест
Видео
Уголок науки
Пресса
ИСС
Цитаты
Персоналии
Ссылки
Форум
Поддержка сайта
E-mail
RSS RSS

СкепсиС
Номер 2.
Follow etholog on Twitter


Подписка на новости





Rambler's Top100
Rambler's Top100



Разное


Подписывайтесь на нас в соцсетях

fb.com/scientificatheism.org



Оставить отзыв. (2)


Антонов М.Ф.
Взлёт и падение "Русского социального христианства"


Об идейных спорах в Церкви 20-х годов

На страницах "Дуэли" часто появляются статьи, в которых священноначалие Русской Православной Церкви (РПЦ) предстаёт в роли неких соучастников того беспредела, какой учинили либеральные реформаторы в современной России, и у читателей может сложиться впечатление, что именно такова роль Церкви в нашем обществе, что ей всегда была присуща позиция лютого антисоветизма и что сама мысль о революции для неё от века "богопротивна", явно изобретена дьяволом и слугами его. По сути, это продолжение того, чему нас учили еще в старые времена преподаватели атеизма: церковники - это всегдашние пособники эксплуататоров всех мастей и сами первые феодалы (ныне - капиталисты, дескать, теперь можете в этом сами убедиться). На самом же деле роль православия и Церкви в жизни России в ХХ веке гораздо более сложная, и понять её можно только на основе объективного научного анализа.

Мне хотелось бы рассказать об одной из драматических страниц истории РПЦ в 20-е годы, когда в ней развернулась острая борьба между традиционалистами и обновленцами. Без понимания того, что произошло тогда, трудно составить правильное представление о нашей современной церковной жизни и о грядущих судьбах православия в России.

Церковный "застой"

В ХХ век Россия вступила в обстановке всестороннего экономического, политического и идеологического кризиса, причём кризис идеологии во многом был связан с застоем в жизни Церкви. Многие учёные, светские и церковные публицисты (С.Ф.Шарапов, В.О.Ключевский, М.О.Меньшиков, В.В.Розанов, Е.Поселянин), богословы, священники и даже иерархи Церкви (М.М.Тареев, С.В.Троицкий, митрополиты Вениамин (Федченков) и Евлогий (Георгиевский)) свидетельствовали, что, хотя в православии никогда не переводились подвижники и люди святой жизни, живая вера в народе была уже утрачена и свелась к простому обряду, а РПЦ уже двести лет выполняла роль идеологической подпорки отжившему царскому самодержавию, ибо придерживалась унаследованного от Византии принципа "симфонии" - законодательно закреплённого и догматически освящённого союза Церкви и государства (которая в реальной истории нигде и никогда не существовала). Известный русский религиозный философ Г.Федотов отмечал, что ещё со времени появления концепции "Москвы - Третьего Рима" идея христианства была подменена "идеей православного царства". Церковь учила, что царская власть установлена Самим Богом и царь - это Помазанник Божий (и до сих пор многие неумеренно "православствующие" хлопочут о причислении к лику святых "царственных мучеников" - Николая II и его семьи), а царизм защищал её от посягательств со стороны других конфессий (за совращение православных в другую веру виновному грозило уголовное наказание, в старину вплоть до смертной казни). Имущественное и вообще социальное неравенство людей, с точки зрения Церкви, также было богоустановленным, социалистические теории безусловно осуждались, а для обличения язв капитализма и гнёта помещиков служители Церкви слов не находили (достаточно бегло пролистать хотя бы труды ныне столь возносимого протоиерея Иоанна Восторгова). С культурой и наукой Церковь в целом была не в ладах, например, церковная цензура запрещала издание в России книг Дарвина и его последователей, некоторые иерархи требовали даже запретить кинематограф. В общем, вполне оправдывался диагноз, поставленный ещё Достоевским: "Церковь как бы в параличе, и это уже давно". Писатель попытался в своей "Легеде о Великом Инквизиторе" представить, как отнёсся бы Христос, приди Он ещё раз на землю до Своего второго пришествия, к установившимся в Церкви (правда,в романе это отнесено только к католикам) порядкам. Одним словом, учение Христа, полное грандиозной поистине революционной динамики, и строй жизни предреволюционной Православной Церкви далеко не совпадали. По словам светского публициста И.Виноградова, пишущего на церковные темы, "до действительной христианизации России в ХIХ и начале ХХ века было ещё очень далеко". Это выражение неточное. Церковь могла думать о воцерковлении россиян, ещё оставашихся вне ограды храма, а о христианизации народа и не думала, полагая, что воцерковлённый человек и есть православный христианин. Как сказал уже в наши дни один иерарх РПЦ, "на протяжении нескольких столетий Русская Церковь закрывала от народа лик Христов!" (см. статью околоцерковного публициста С.Бычкова в "Московском комсомольце", 31.03.1993).

Зарождение церковного либерализма

В этих условиях либерально настроенные священнослужители, выражавшие интересы восходящей буржуазии, стали выступать, особенно в обстановке революционного подъёма 1905 года, с призывом обновления церковной жизни, для чего предлагалось созвать Поместный Собор РПЦ. Они предлагали упростить церковное богослужение, сократить его продолжительность и перевести с непонятного народу церковнославянского языка на современный русский, ограничить власть епископата и вмешательство монашествующих в дела Церкви, уточнить догматы и каноны так, чтобы исключить их подчас вопиющие противоречие с последними данными науки. По их мнению, "втискивать современную жизнь церковной паствы по всем мелочам в каноническую форму, смерянную по условиям жизни тысячелетней старины, - всё равно, что пытаться запрудить Неву щепкой" ("Миссионерское обозрение", 1906, N 12, с. 732). И если не начать обновление Церкви "сверху", то реформа начнётся "снизу", то есть "народ, изверившись в церковной иерархии, сам, революционным путём станет созидать себе новую целостную систему христианского миросозерцания и христианской жизнедеятельности" ("Отдых христианина", 1906, N 11, с. 124). Они высказывались за восстановление в России патриаршества (упразднённого Петром I), что было церковным вариантом лозунга "Долой самодержавие!". Но Николай II счёл созыв Собора "неблаговременным", а наиболее активные церковные либералы были подвергнуты суровым церковным репрессиям. Большинство священнослужителей, и особенно иерархия, противились всяким нововведениям в Церкви: "Разве может Церковь перестать быть тем, чем она всегда была? Её догматы, её законы и обыкновения - всегда одни и те же, от востока и до запада, от первого века и до нынешнего, и не имеют ничего подобного человеческому непостоянству" ("Православный путеводитель", 1905, N 1, с.23), хотя такое патетическое утверждение не имело ничего общего с истиной. В действительности в ходе истории развивались и изменялись и богословие, и практика богослужения, и церковные обряды.

Впрочем, имели место случаи и весьма откровенной политизации священнослужителей. Примером может быть всем известный священник Георгий Гапон, к концу своей недолгой карьеры ставший чуть ли не "мессией рабочего класса".

Когда же в феврале 1917 года царское самодержавие было свергнуто, Синод сразу признал либеральное Временное правительство и призвал верующих сплотиться вокруг новой власти для... доведения кровавой мировой войны до победного конца. Впрочем, Временное правительство, состоявшее в основном из атеистов и масонов, фактически отделило школу от Церкви и отменило в армии обязательное участие в богослужении, вследствие чего более 70 процентов солдат перестало посещать храмы (офицеры, как и интеллигенция, в массе своей уклонялись от него и раньше), так что уже скоро Церковь, потеряв удобное и выгодное положение, начала осознавать себя не в "симфонии" с Временным правительством, а "под диктатом неправославной власти". На фронте началась расправа солдат с ненавистными офицерами, крестьяне захватывали помещичьи земли и громили "дворянские гнёзда". Раздавались призывы обратить храмы в места для собраний и даже в конюшни, - словом, то, в чём впоследствии обвиняли большевиков, началось ещё при власти Временного правительства.

Своего рода революция развёртывалась и собственно в Церкви. Новые веяния, разлагающие традиционный церковный строй, охватили довольно широкие слои священнослужителей и даже монахов, не говоря уж об учащихся церковных школ, давно составлявших источник пополнения рядов атеистов. Некоторые священники нацепили на себя красные банты, псаломщики стали требовать уравнения в правах с архиереями. Вновь вышли на общественную арену церковные либералы, возникли "Союз церковного обновления", "Всероссийский союз демократического духовенства и мирян", которые стремились уже не только обновить основы церковного строя, но и коренным образом изменить православное вероучение, а для начала - захватить власть в Церкви. Так что, когда Временное правительство, заинтересованное в поддержке со стороны Церкви, разрешило проведение её Поместного Собора, в ней возобновилась острая идейная борьба.

Главным вопросом на Соборе, открывшемся в Москве в праздник Успения Божьей Матери - 15 августа по старому стилю, стал вопрос о восстановлении патриаршества (хотя по идее были темы несравненно более важные: уже высказывались мысли вроде того, что учение Христа было революционным, но на Никейском Вселенском Соборе было искажено...). Сторонники патриаршества исходили из того, что, по словам С.Булгакова, "патриарх должен был заступить на место низринутого царя". Противники же считали, что патриаршество - это тот же "папизм". Неизвестно, сколько времени продолжались бы эти споры, но тут грянула Октябрьская революция. Предвидя возможность осложнений для Церкви, Собор принял решение о восстановлении патриаршества, и одиннадцатым патриархом Московским и Всея России стал митрополит Тихон (Белавин), уже в наши дни причисленный Церковью к лику святых.

Церковь объявляет войну большевикам

"Советская власть вначале не проявляла недовольства к Церкви и, в частности, к её Собору, и даже выдала два миллиона рублей на содержание этого Собора (а Собор работал более года - М.А.), но недовольное декретом об отделении Церкви от государства от 23.01.1918 года соборное большинство само решило начать борьбу с властью..." (Троицкий С.В. О неправде карловацкого раскола. Париж, 1960, М., 1992, с. 7), хотя такая мера давно была осуществлена во многих странах Запада. Советская власть заявила, что не ограничивет права верующих и гарантирует всем свободу вероисповедания, но поставила Церковь в положение обычной общественной организации.

Замечу, кстати, что патриарх Алексий II, тогда ещё митрополит и управляющий делами Московской Патриархии, в своём письме Генеральному секретарю ЦК КПСС М.С.Горбачёву от 17 декабря 1985 года напомнил о позиции первого Советского правительства в отношении Церкви. По его словам, "14 марта 1918 года по поручению В.И.Ленина нарком юстиции Курский, нарком страхования Елизаров и управляющий делами СНК Бонч-Бруевич приняли депутацию Поместного Собора Русской Православной Церкви. В ходе состоявшейся беседы они заявили, что, издавая декрет от 23 января, Совет Народных Комиссаров не стремился нанести ущерба Церкви или в чём-то стеснить её деятельность, но имел в виду лишь отделить её от государства, то есть устранить то ненормальное положение, при котором Церковь являлась государственным ведомством. От имени правительства было заявлено даже о готовности рассмотреть вопрос внесения, в соответствии с пожеланиями Русской Православной Церкви, изменений в декрет при условии, что они не будут противоречить принципу отделения. К сожалению, слишком жесткая позиция представителей Церкви того периода не позволила продолжить начавшийся диалог с Советским правительством". ("Завтра", N32 (297). Курсив мой. - М.А.). Как видим, сам патриарх (тогда ещё будущий), в отличие от сонма "православствующих", признал, что Собор Церкви занял агрессивную позицию в отношении Советской власти.

Забегая несколько вперёд, отмечу, что и в 1926 году в Москве в качестве выходных дней были установлены не только революционные праздники и воскресные дни (соответственно, и Пасха, и Троица), но и следующие церковные праздники: страстная суббота и второй день Пасхи, Вознесение, Духов день, Преображение, Успение, первый и второй дни Рождества Христова. ("Молодой ленинец", 08.09.1925). И это несмотря на многочисленные выступления Церкви против Советской власти.

Удивляться такому агрессивному решению Собора, большинство участников которого было тесно связано со свергнутым строем, не приходится. "Соборянам" (да и не только им) захват власти большевиками казался бессмысленной авантюрой, которая окончится крахом через несколько недель. Даже протоиерей Владислав Цыпин, автор книги "Русская Церковь (1917 1925 годы)", естественно, апологетической по своему характеру, признаёт, что Собор "в чём-то неадекватно" оценил сложившуюся в стране ситуацию. Это сказано очень мягко. В обществе, уже расколотом на непримиримые классы, Собор призывал всех русских людей к единению, но этот призыв оказался гласом вопиющего в пустыне. Только в сказке можно было представить единение помещика с отобрашими у него землю и сжегшими усадьбу крестьянами. Или взять такие постановления Собора: необходимо сохранить первенствующее положение Православной Церкви в России, глава Российского государства, министр исповеданий, министр народного просвещения и их товарищи (заместители) должны быть православными. Эти условия были бы неприемлемыми даже для Временного правительства, а уж для большевиков - просто смешными. И подобных документов Собор, считавший себя непререкаемой духовной и политической силой. принял немало, но они свидетельствовали лишь о полном непонимании его участниками грандиозности происшедших в стране перемен.

Более того, патриарх публично осудил большевиков и саму идею построения социализма в России, а также заключение Брестского мира, предал анафеме (церковному проклятию и отлучению) членов Совнаркома, представителей Советской власти на местах и всех, кто её поддерживал, и предписал верующим оказывать противодействие мерам по осуществлению декретов нового правительства, заявляя, что лучше пострадать за веру, чем мириться с деяниями безбожной власти (справедливости ради надо отметить, что и белое движение он не благословил). Эти выступления святителя не способствовали миру между Церковью и большевистской властью, он был подвергнут домашнему аресту, вызывался на допрос в ВЧК.

Обстановку осложнило то, что священнослужители и миряне, вышвырнутые Красной Армией из России, создали в югославском городе Сремские Карловцы неканоническую (незаконную) "Русскую Православную Церковь Заграницей", поставившую своей отнюдь не церковной целью свержение Советской власти и восстановление монархии Романовых в нашей стране. Она требовала, чтобы страны Запада осуществили вооружённую интервенцию против Советской России. Когда же в 1922 году в связи со страшным голодом в Поволжье Советское правительство предложило Церкви совместно принять меры к спасению голодающих, употребив на это, в частности, и церковные драгоценности, "карловчане" заявили, что драгоценности надо сохранить "для финансирования борьбы против Советской власти" (Троицкий, с. 21). А в ответ на решение Советского правительства об их принудительном изъятии патриарх призвал верующих отстаивать церковное имущество всеми средствами, что привело к многочисленным столкновениям между ними и уполномоченными власти. В итоге наиболее активные участники беспорядков были преданы суду, несколько человек были приговорены к расстрелу. Это обстоятельство и стало той каплей, что переполнила чашу терпения тех, кто остро ощущал несоответствие позиции старого церковного руководства новым условиям. Эти священнослужители выделились в особую структуру, которую они назвали "Живой Церковью", а в просторечии стали именоваться "обновленцами".

Обновленцы начинают действовать

Мне уже приходилось писать о том высочайшем подъёме, каким была охвачена передовая часть нашего народа в 20-е годы. Миллионы людей из "низов", веками оторванных от высот культуры, приобщались к её достижениям и получили возможность проявить свои дарования в самых разных областях. Широкие и содержательные дискуссии прошли также и в Церкви. Наиболее громко заявила о себе "Живая Церковь", издававшая одноименный журнал (противники прозвали её участников "живцами").

Обновленцы оказались впоследствии настолько скомпрометированы (чего стоит одна только кличка "обнагленцы"), что об их идеях или не вспоминают вовсе, или же преподносят их в окарикатуренном виде, заранее отбивая всякую охоту познакомиться с ними поближе. Между тем ныне есть смысл непредвзято посмотреть на их деятельность и попытаться отделить то, что правильно отражало нужды реформирования Церкви (и что вообще дожно было быть позывом честного человека в церковных рядах), от того, что действительно заслуживало осуждения.

Начну с сообщения о том, что 12 мая 1922 года "группа духовенства в составе протоиерея Введенского, священников Красницкого, Калиновского, Белкова и псаломщика Стадника направилась в Троицкое подворье к св. патриарху Тихону и имела с ним продолжительную беседу. Указав на только что закончившийся процесс Московского Губревтрибунала, коим по делу о сопротивлении изъятию ценностей вынесены 11 смертных приговоров, группа духовенства моральную ответственность за эту кровь возложила на патриарха, распространившего по церквам свое послание-прокламацию от 28 февраля: "Это послание на местах явилось сигналом для новой вспышки руководимой церковной иерархией гражданской войны Церкви против Советской власти..." В беседе было указано, что "с именем патриарха вообще связано превращение Церкви в политическую организацию, прикрывающую своей ризой и впустившую в свои приходские советы те безответственные элементы, кои хотят именем Церкви и под флагом Церкви свергнуть Советскую власть".

Указав на то, что под водительством патриарха Тихона Церковь переживает состояние полнейшей анархии, что всей своей контрреволюционной политикой она подорвала свой авторитет и всякое влияние на широкие массы, группа духовенства требовала от патриарха немедленного созыва, для устроения Церкви, Поместного Собора и полного отстранения до соборного решения от управления Церковью.

"В результате беседы, после некоторого раздумья, патриарх написал резолюцию о передаче своей власти до Поместного Собора одному из высших иерархов". Однако вскоре патриарх был арестован, а обновленцы, воспользовавшись этим, фактически обманом захватили власть в Церкви, создали своё Высшее Церковное Управление и объявили о созыве Поместного Собора.

Чего же добивались обновленцы?

Прежде всего их не устраивало то, что Поместный Собор 1917 - 1918 годов решил вопрос о взаимоотношениях Церкви и государства применительно к тогдашнему капиталистическому строю. А теперь, когда Церковь отделена в России от государства (в непризнании Церковью этого факта они видели источник её контрреволюционного курса), надо Церкви признать это для себя за величайшее благо, и ей будет безразличен тот или иной политический строй, согласно словам Христа: "Церковь Моя не от мира сего". Церковь есть союз людей, верующих в Божественность своего Учителя и по этой вере осуществляющих деятельную любовь ко всему миру, ко всем людям, и потому она не может остаться равнодушной зрительницей происходящей борьбы с социально-экономической неправдой, с социально-экономическим неравенством, с фактом существования в христианском мире капитализма. До сих пор, по голосу своей совести, осуждали социальную неправду отдельные, лучшие члены Церкви, но еще никогда, во всей мировой истории, этого не сделала Церковь, как таковая. Созываемый Собор и должен был возвестить миру указанное выше слово нравственной правды, что будет иметь воистину вселенское, мировое значение.

Вновь встал вопрос, нужен ли вообще сам институт патриаршества, носящий на себе влияние государственного монархизма. Много трудностей предстояло преодолеть Собору, но "Владыка жизни - Христос, во имя Которого совершается великое дело обновления Церкви, Его Невесты, даст те благодатные силы, при наличии которых трудное становится легким, неразрешимое - разрешимым, а грёза о чистом христианстве, христианстве без примесей человеческих наслоений, станет очевидным для каждого фактом." ("Живая Церковь", 1922, N 2, с. 1 - 4).

По словам лидера "Живой Церкви" протоиерея Александра Введенского, православие жило по принципу: "до нас положено - и лежи во веки веков". Христианство в Церкви превратилось в запруду, а оно должно быть вечно текущей рекой, динамикой, творчеством, наполненным Духом Святым. В Церкви застыли догматика, богословие, омертвели все формы жизни церковной. "Это трагически отразилось на самой психологии церковных людей. Они - рабы. Нет в них приятия жизни со всей полнотой её возможности. Приятия радостного, приятия сыновного. Терпеливость и покорность, молчание духа, разума, воли стали единственными идеальными добродетелями. Между тем Слово Божие выдвигает и новые, иные возможности. В Нём мы читаем о непосредственно-благодатном общении с Отцом, о дерзновении перед Ним, о сыновстве, о свободе в Боге. Но там, где свобода, там нет стояния. Там творчество: "Се, творю всё новое..." (Откр 21:5), - говорит Слово Божие..." А главное это вывод большого социального значения: "Христианство есть религия равенства всех людей - братьев перед Богом Отцом... Эксплуатация человека человеком есть величайший нравственный ужас, нарушение заповеди любви. Капитализм с христианской точки зрения есть величайшая нравственная неправда".

От существующей практики богослужения ("верчения ручной молитвенной буддийской машины", "граммофонизации богослужения") надо переходить к богослужебному деланию как живой связи с Богом объединившихся между собой в братской любви верующих. "Существо богослужения - встреча с Божеством, свидание с Любимым. А всякое свидание - радость. Вот тут, со мной, близко, рядом. Трудно себе представить свидание двух любящих существ, происходящее хотя бы по самым прекрасным шаблонам и трафаретам"

Иным должен стать и принцип церковной администрации. "Иерархия в Церкви есть неотъемлемый её элемент, через неё преподаётся таинственное излияние Святого Духа. Но это не есть "начальство"... Епископ, как вершина иерархической лестницы, не есть "деспот" (в Церкви верующие миряне и клирики встречают епископа восклицанием по-гречески "Испола эти дэспота!" - М.А.)". Религиозные единицы-общины с центром-епископом во главе должны получить широкую свободу творчества. Фактическое отсутствие в начале 20-х годов монахов (а в Церкви только из них ставятся епископы. - М.А.) вызывает мысли о необходимости епископов-немонахов. Должны быть брачные епископы. "Возможно введение в церковную иерархию женщин (диаконисс), что будет способствовать оживлению и освежению церковной администрации и всей церковной деятельности... Всё это должен обсудить грядущий Собор. Он должен быть возрождением подлинной церковности".

Священник Владимир Красницкий напомнил, что в древней Церкви епископами были женатые люди, и лишь VI Вселенский Собор (в VII веке) ввёл для них безбрачие. А их монашество уже совершенно противоречит церковному правосознанию. Ещё IV Вселенский Собор запретил монахам вмешиваться в церковные и житейские дела. Это византийские, а впоследствии и русские императоры видели в епископах-монахах своих верных слуг, носителей идеологии классового господства.

"Эта идеология заковала Евангелие в серебряные оклады, наложила на него целые ряды камней, превратила эту книгу жизни в сборник вокальных упражнений, раздробила её на ряд отдельных текстов и малопонятных выражений, служивших только эпиграфами для безжизненных церковных проповедей, неустанно и настойчиво подрывавших всякую народную надежду на улучшение своей земной жизни с её трудами и горестями... А что делали эти люди с белым, подчинённым им духовенством, об этом от отцов и дедов передаётся в наших священнических рядах. Епископ-монах всегда был грозным владыкой, ужасом и трепетом для белого священника, диакона, псаломщика, а уж тем более для их вдов и сирот... Белое духовенство должно быть освобождено от мертвящего гнёта монашества, оно должно получить в свои руки органы церковного управления. И непременно получить доступ к епископскому сану... Тогда в глазах духовенства и в глазах широких народных масс станут ясны те нравственные задачи, которые возлагаются на нашу Церковь переживаемым временем".

В связи с кампанией по изъятию церковных драгоценностей бывший обер-прокурор Синода при власти Временного правительства В.Н. Львов напомнил, что при Петре I православные епископы отдали медь церковных колоколов под литьё пушек, а в Отечественную войну 1812 года - часть своей золотой и серебряной утвари. Тем более ради милосердия к ближнему допустимо употребить церковные драгоценности, - в этом и заключается главная суть христианства, в отличие от деяний фарисеев, ставивших внешнее служение выше внутренней правды. В первые века христианства Церковь не хранила у себя никаких драгоценностей. Это императоры, язычники по своему духу, став попечителями Церкви, решили, что храмы должны были стать дворцами, епископы - князьями; церковные кладовые должны были наполниться драгоценностями; церковная утварь должна была уподобиться императорским кубкам и чашам. За императорами потянулись вельможи и богачи, превращавшие церкви в подобие своих палат. И в наше время многие "благочестивые" православные, нажившие миллионы нечестным путём лихоимства, ростовщичества и выжимания копейки из народа, украшали церкви золотом и драгоценными камнями, думая этим исполнить свою обязанность благочестия. "Теперь настало время для Церкви отдать их голодающему русскому народу. Не жертвы просит русский народ, а требует только исполнения христианского долга".

Напомнив, что у первых христиан священник не получал платы, а кормился каким-нибудь ремеслом, и к тому же не носил рясы, Львов советовал современным священникам "прежде всего скинуть рясу, обстричь волосы и превратиться таким образом в простых смертных".

Итак, столичные обновленцы выступили как сторонники социального христианства, не мирящегося с капиталистической эксплуатацией человека человеком, восстановления отношений верующего с Богом как с любящим Отцом (Христос называл Своих учеников не рабами Божьими, а Своими друзьями), и соответственно этому пониманию сущности христианства предлагали "перестройку" в Церкви.

Провинция отвечает столице

Обновленческое движение вовсе не ограничивалось Москвой и Петроградом, оно широко разлилось по всей стране, причём в идеологическом отношении в провинции шли подчас дальше, чем в столице. Так, обновленцы в Казани, выпускавшие журнал "Жизнь и религия", утверждали, что Церковь переживает не только внешний кризис, вызванный тем, что её священноначалие пыталось через Церковь свергнуть Советскую власть, но и кризис внутренний, являющийся лишь одним из проявлений кризиса христианства в мировом масштабе. "Христианство в течение своего 2000-летнего существования не выполнило своего назначения, данного ему Божественным Основателем... Христианство должно было, по мысли Христа Спасителя, разрешить вопиющие к небу дисгармонии человеческого бытия. Для устранения всех этих нестроений Христос даёт две заповеди - любви к Богу и любви к ближнему. Оба эти завета не выполнены христианством.

Любовь к Богу есть живая связь человека с Богом, связь личная, горячая, всезахватывающая (как любовь Невесты к Жениху). Фактически в христианстве царит теплохладность, внешнее формальное благочестие. Любовь к ближнему должна быть жертвенным подвигом христианина для претворения человечества в единую семью, где все братья, один Отец - Христос. Фактически в христианских народах торжествует взаимная ненависть. Объективное тому доказательство - расцвет капитализма в результате 2000-летнего призыва христианства к всеобщему (следовательно, и к экономическому) равенству уверовавших во Христа. Торжество капитализма вызвало (и ещё вызовет) мировую войну, то есть взаимное братоубийство во имя земных расчётов, что, однако, было благословлено Церковью.

Христианство вместе с тем встало во враждебное отношение к человеческой культуре, как таковой, не приняв мира, как бы гнушаясь им... Поэтому мы присутствуем при массовом отходе от христианства..."

А что же нужно для преодоления внешнего кризиса Церкви?

"Церковь принадлежит одному Христу и во всей своей работе должна руководствоваться исключительно верностью Ему Единому. Церковная контрреволюция является попыткой подменить Христовы задания Церкви заданиями государственными, следовательно, это, с религиозной точки зрения, грех против Христа.

Церковная контрреволюция явилась следствием векового (с IV века) порабощения Церкви государством, которое, внешне поддерживая Церковь, фактически душило Церковь, приспособляя её на служение себе, а не Христу. Это сожительство, это подчинение Церкви государству стало для многих верующих (из-за его длительности) не только привычным, но и естественным. Поэтому необходима упорная работа для разрушения этой вековой привычки подслуживаться государству. Церквоь существует для самой себя, исключительно для своих религиозных заданий, для Христа. К государству Церковь относится по незыблемому принципу Нового Завета: кесарево - кесареви, нет власти не от Бога. Поэтому контрреволюция осуждается церковным сознанием как религиозное преступление, а все виновные в нём, начиная с большого ответственного руководителя Церкви, патриарха Тихона, должны быть преданы строгому церковному суду...

Задачей христианской Церкви является осуществление евангельской правды во всех сторонах человеческой жизни..."

Были подвергнуты критике также церковная догматика и этика, построенные на неприятии мира как такового и представляющие собой торжество схоластики. Необходимо согласование догматических истин с данными современной культуры, философии и науки, а церковная этика не должна благословлять войну, смертную казнь, социально-экономическое неравенство (капитализм)". ("Жизнь и религия", 1922, N 5, с.3 - 6).

Православное богослужение сейчас - это сокровищница, где наряду с подлинными драгоценностями накопилось великое множество фальшивых камней, и всё это, вместе взятое, покрыто пылью непонимания, поэтому для людей неверующих богослужение является ненужным и некультурным фарсом, а для многих верующих магическим способом вынудить Божество исполнить их желание. Оно должно быть реформировано исходя из того, что "богослужение по своему существу является предстоянием души перед Богом в трепетном гимне радости", это "встреча души с Богом и Бога с душою..." Церковная каноника также должна быть пересмотрена: ведь существо христианства есть свобода в противовес древнезаветному подзаконному рабству:

"Бог не дал в Новом Завете никакой внешней регламентации, потому что во Христе всякий внешний закон уничтожен".

А основным принципом администрирования в Святой Церкви предлагалось сделать завет Господень: "Кто хочет быть первым, будь последним". Принцип властвования наподобие властвования католических священников должен быть отброшен. Все члены Церкви - духовенство и миряне - являются полноправными членами управления, которое основывается на принципе религиозно-нравственного авторитета правящих органов и лиц.

Монашество нужно сохранить для тех немногих, кто способен всецело посвятить себя служению Богу с полным отвержением мира. "Монахи священниками, согласно древним уставам, согласно самому смыслу монашества, быть не могут. Монах-епископ - вовсе немыслим".

Как видим, "обновленцы" из провинции предлагали строить жизнь Церкви во многом на совсем иных основаниях, чем строилась государственная Православная Церковь, причём эти новые, а точнее, восстановленные после длительного забвения, принципы были, по их мнению, несравненно ближе к заветам Христа. И, понятно, что эти новшества должны были быть встречены в штыки теми кругами православных, которые привыкли к многовековой совершенно иной догматике и практике.

Что решил обновленческий Поместный Собор РПЦ?

Обновленцам удалось в 1923 году созвать Поместный Собор, который показал, что они стали весьма серьёзной силой в русском православии. На позициях обновленчества стояли около 200 архиереев, в том числе и авторитетнейший церковный деятель митрополит Сергий (Страгородский), а также более 17 тысяч священнослужителей, представлявших примерно половину действовавших на то время храмов. И всё же это течение было тогда обречено на поражение. Различные реформаторские группы были более или менее единодушны лишь в отказе от антисоветизма и в переходе на позиции признания правоты социализма как в большей мере отвечающего принципам христианства, чем капитализм. Но в решении собственно церковных вопросов они сильно разошлись, и сформулировать новую целостную концепцию Церкви, способную заменить пусть и устарелую, но всё же целостную прежнюю концепцию, Собору не удалось. А значит, подорвав старый строй церковной жизни, обновленцы не установили нового строя, оставив верующих вообще без всякого упорядоченного годового круга жизнедеятельности, чего общество никому не прощает. Обновленцам пришлось оправдываться, что их не так поняли, что они вовсе и не намеревались менять что-либо в богослужении и обрядах, а это оттолкнуло от них даже приверженцев церковных реформ.

Главные ошибки обновленцев

Обновленцы поставили в упрёк христианству то, что оно якобы не выполнило задания Христа - "разрешить вопиющие к небу дисгармонии человеческого бытия", превратить всё человечество "в единую семью, где все - братья, один Отец Христос". В вину христианству было как бы поставлено само несовершенство человеческой природы. Однако в действительности Господь вовсе не ставил таких задач. Он даже не обещал Своим последователям земного благоденствия, долголетия, телесного здравия (чего мы, если быть откровенными, чаще всего у Него и просим. Как остроумно заметил диакон Андрей Кураев, мы при этом уподобляемся ребёнку, которому отец обещает дать что угодно, а тот просит купить ему мороженое). Зато Он давал им нечто гораздо большее - СМЫСЛ ЖИЗНИ и жизнь вечную, т.е. воскресение после смерти. Но Он знал, что далеко не все люди воспримут Его призыв и станут жить в соответствии с Его заветами, - напротив, Он называл Своих последователей "малым стадом" (Лк 12:32). И тем немногим, кто последуют за Христом, придётся жить в мире как агнцам среди волков, так что об устранении дисгармонии человеческого бытия здесь, на земле, для Него не могло быть и речи. В единую семью Он соберёт не всё человечество, а "Своих овец" с разных дворов, которые и образуют Его Церковь как в самом истинном смысле слова авангард прогрессивного человечества.

Обновленцы не нашли того пути между Сциллой обрядоверия и Харибдой атеизма, который так нужен был в то трудное для Церкви время. Они слабо представляли себе глубину необходимых преобразований в Церкви и сосредоточили главное свое внимание на захвате церковной власти; оказавшись во многом на высоте в части критики отжившего, они не смогли столь же действенно поработать в направлении созидания, более глубокого постижения сущности христианства. Вряд ли можно поставить им (как и их оппонентам) в вину то, что человечество тогда, видимо, ещё не созрело для правильного понимания учения Христа во всей его полноте и глубине, и в этом, видимо, главная причина неудачи предпринятого обновленцами штурма церковной твердыни.

Правильно взяв курс на признание Советской власти как власти от Бога, обновленцы сделали чрезмерный упор на социальной стороне христианства, которое в их представлении стало выглядеть чуть ли не как одно из ответвлений учения о социалистической революции, допустили преувеличение значимости социального и преуменьшение значения метафизического начала, что было серьезной теоретической и богословской ошибкой.

Справедливости ради надо отметить, что такую же ошибку допускали и оппоненты обновленцев, только те защищали не социалистическую, а феодально-капиталистическую идеологию, считали своим именно религилзным долгом поддержку царсткого самодержавия (правда, только до тех пор, пока оно было сильным). Патриарх Алексий II, отметив, что патриарх Тихон "ясно отделил духовную миссию православия, в которой и заключаетсяеё основная общественная значимость, от намерения заключить её в рамки чисто земных, политических целей, что нередко происходило в два предшествующих столетия". ("НГ- религии", 1997, N 11. Курсив мой. - М.А.). Православные богословы и церковные публицисты признают, что "православное учение о царсткой власти имеет своим прообразом Ветхий Завет" (П.Паламарчук - см. "Русский вестник", 1993, N 47 - 49, с.9), а вовсе не учение Христа.

Обновленцы прошли мимо принципиальной иерархичности общественного устройства, которое в условиях преобладания материалистического и прагматического подхода людей к жизни неминуемо ведёт к той или иной степени имущественного и иного неравенства, которого Христос вовсе не завещал уничтожить. Таким образом, они оказались неправыми в самом основании, хотя во многом и ближе к сути учения Христа, чем идеологи Церкви, которых они критиковали.

Далее, показав изменение всего строя церковной жизни с превращением Церкви из гонимой в государственную (в IV веке в Византии), обновленцы не провели чёткой грани между двумя направлениями в христианстве, которые отметил известный российский богослов Н.М.Никольский. Он напомнил, что Христос обличал фарисеев и саддукеев, законников и книжников, севших на Моисеевом седалище (то есть находившихся у власти), которые строжайше соблюдали формальную, обрядовую сторону религии, "и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру" (Мф 23:23). Но апостол Павел, выходец из среды сытых и богатых, видевших во власти узду, которая удерживает обездоленный народ в повиновении и защищает от него привилегированных, провозгласил: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящиеся власти противятся Божию установлению" (Рим 13:1 - 2) - недаром Павла часто называют "вторым основателем христианства". Эта мысль апостола Павла, не очень понятная его простодушным современникам (в том числе и апостолам), оказалась востребованной с превращением Церкви в государственную. Именно эта мысль и послужила основанием считать на протяжении веков Церковь, а значит, и христианство, консервативной силой, защищающей несправедливый общественный строй и отжившие порядки, тогда как учение Христа, отринувшего формалистику Ветхого Завета, вечно революционно.

Критикуя монашество как ложный способ спасения (ведь Христос не уходил от мира и не стал монахом, а всю Свою земную жизнь посвятил служению Богу и людям), обновленцы не смогли показать (впрочем, соответствующие данные были получены наукой позже), что монашество возникло в Церкви не только как протест против обмирщения, объязычивания её (о чём обычно говорят историки Церкви), но и под сильнейшим влиянием буддизма (см.: Лелеков. Искусство Древней Руси в его связях с Востоком. В: "Древнерусское искусство. Зарубежные связи". М., 1975, с. 79).

Обновленцы почти не использовали наработки таких богословов, как профессор Московской духовной академии М.М.Тареев, показавший ущербность монашеского понимания идеала христианства, или богослова Н.К.Никольского, отметившего, что христианство Древней Руси времён её Крещения было светлым и радостным, и лишь впоследствии в нём стала преобладать иная струя, идущая от скопцов-монахов Киево-Печерского монастыря. Никто из обновленцев, насколько мне известно, не увидел ошибочности идеала монашества - воспитания "земного ангела или небесного человека", тогда как идеалом христианина должен быть не бесплотный и не имеющий своей воли ангел, а Богочеловек Христос. Много разглагольствуя о необходимости возвращения к идеалам христианства, обновленцы даже не попытались выявить основные черты характера Христа как Человека, а без этого было бессмысленно ставить задачу преображения Церкви.

В целом обновленцы видели идеал Церкви в первохристианской общине Иерусалима или в Церкви общин, учреждаемых апостолами, но не в той Церкви, в основе которой лежало бы подражание Христу. Иными словами, они тоже, как и все христианские Церкви, видели идеал не впереди, а позади.

Наконец, чисто субъективный момент идейной борьбы тех лет: чистое дело надо делать чистыми руками. Руководители обновленцев в этом отношении оставляли желать много лучшего. Они были одержимы прежде всего идеей захвата власти в Церкви, видимо, полагая, что взяв власть, сумеют переломить инерцию традиционно текущей церковной жизни. Хотя даже упоминавшийся протоиерей Владислав Цыпин утверждает, что обновленцы руководствовались высокими мотивами - они стремились обновить церковную жизнь, всё же власть их быстро испортила. Они поспешили надеть золочёные митры, возводили своих сторонников в сан епископа, один объявил себя митрополитом, другой даже патриархом, начав с многолетия советским вождям. А кое-кто даже записался в безбожники. Всё это отталкивало верующих от носителей идей "христианского социализма".

Между двух огней

Обновленцы оказались в оппозиции к избранному на Соборе 1917 - 1918 годов руководству Церкви, которое объявило, что "Живая Церковь" - не Христова, а воров и разбойников, и кто войдёт в неё, тот отлучается от Церкви Божией. В то же время обновленцы не только не пользовались поддержкой атеистического государства, но и казались ему противником более опасным, чем официальная Церковь. И это можно понять. Прежняя Церковь, стоявшая на антисоветских позициях, именно вследствие этого в значительной мере утратила своё влияние на народ, авангард которого отстоял Советскую власть в огне гражданской войны. А обновленцы подавали надежды на укоренение христианства в народе как раз в силу принятия советского строя. Не случайно ещё в декабре 1920 года председатель ВЧК Дзержинский писал: "Церковь разваливается, этому надо помочь, но никоим образом не возрождать её в обновлённой форме... Наша ставка на коммунизм, а не на религию". Но были и попытки использовать обновленцев для подрыва позиций патриаршей Церкви, в частности, поддержать в финансовом отношении, хотя и в очень скромных размерах. Так, издания "живоцерковников" выходили крайне нерегулярно, как объяснялось, из-за отсутствия средств, и прекращались по той же причине. Вот и приходилось вождям обновленцев пробавляться декларациями вроде следующей:

"Не в выражении советской верноподданности, а в революционном преобразовании пастырских сердец, в героическом преобразовании самого духовенства, во внутреннем перевороте его взглядов и настроений - вот в чем спасение Церкви и ее дела в человечестве". До такой "революции сердец" у "батюшек", естественно, дело не дошло.

Как патриарх Тихон взял верх над обновленцами

Хаос в церковной жизни, учинённый обновленцами, уверенность большинства верующих в том, что эти "новаторы" лишь привнесли "порчу веры" и подрыв основополагающих устоев русского православия, дали возможность патриарху Тихону нанести решающий удар по своим противникам. 16 июня 1923 года он обратился в Верховный суд РСФСР с письмом, в котором писал:

"Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к Советской власти враждебно, причём враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям, как-то: обращение по поводу Брестского мира в 1918 г., анафематствование в том же году власти и, наконец, воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 г. ... Признавая правильность решения суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный суд изменить мне меру пресечения, т.е. освободить меня из-под стражи. При этом заявляю Верховному суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежёвываюсь как от зарубежной. так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции". ("Известия ВЦИК", 01.07.1923).

Было бы неправильным истолковывать этот шаг патриарха как проявление его слабости. Святитель Тихон известен своей стойкостью, мужеством и независимостью позиции. (Нынешние церковные антисоветчики пытаются объяснить это письмо результатом "невиданного давления со стороны ВЧК", но, спрашивается, какой же это Святой Патриарх, если он быстренько перекрасился под давлением?). Нет, здесь мы имеем результат довольно длительного процесса покаяния, переосмысления ошибок - от наглого письма Совету Народных Комиссаров до всего лишь скрытой поддержки церковной контрреволюции во время голода в Поволжье, - который совершался в душе патриарха во все послереволюционные годы и о котором почему-то не найти упоминания ни в одном из панегирических житий Тихона.

Вскоре патриарх обратился к епископату, духовенству и мирянам с призывом "являть примеры повиновения существующей гражданской власти, в согласии с заповедями Божьими". ("Известия ВЦИК", 04.07.1923).

Выйдя на свободу, патриарх объявил, что возвращает себе всю полноту церковной власти, поскольку её у него отобрал обновленческий Собор, созванный в нарушение церковных канонов, а обновленцев публично анафематствовал как раскольников, восставших против законной церковной власти, покушавшихся на целостность и незыблемость православной веры и пытавшихся разрушить освящённый веками канонический строй церковной жизни. Но патриарх понимал, что, сохраняя этот строй, надо признать законность Советской власти, чего и добивались обновленцы. Поэтому в своём предсмертном завещании он молил православных со спокойной совестью, без боязни погрешить против святой веры, подчиниться Советской власти не за страх, а за совесть. Мало того, в завещании далее говорилось: "Мы призываем всех возлюбленных чад богохранимой Церкви Российской в сие ответственное время строительства общего благосостояния народа слиться с нами в горячей молитве к Всевышнему о ниспослании помощи Рабоче-Крестьянской власти в её трудах для общенародного блага. Призываем и церковно-приходские общины, и особенно их исполнительные органы, не допускать никаких поползновений неблагонамеренных людей в сторону антиправительственной деятельности, не питать надежду на возвращение монархического строя и убедиться в том, что Советская власть - действительно народная рабоче-крестьянская власть, а потому прочная и непоколебимая". ("Известия ВЦИК", 15.04.1925. Подчёркнуто мной. - М.А.). То есть, в некоторых отношениях патриарх Тихон пошёл даже дальше обновленцев - не только признал Советскую власть законной и подлинно народной, но и призвал молить Бога о помощи ей в её трудах на благо народа. И он не только отрёкся от своих монархических взглядов, но и призвал всю свою паству отрешиться от иллюзий насчёт возможности восстановления монархии в России, на что тогда решились бы немногие из православных.

После смерти святителя Тихона наступил недолгий период смуты в Церкви, однако вскоре власть перешла в руки патриаршего местоблюстителя митрополита (впоследствии патриарха) Сергия (он покаялся в своём участии в движении обновленцев, объяснив, что хотел, взяв власть, уничтожить эту ересь изнутри). Самым известным деянием Сергия в тот период стало подписание Декларации от 29 июля 1927 года, где развивалась мысль, высказанная ещё покойным патриархом: "Утверждение Советской власти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным", и это было большой ошибкой. А главное - в декларации говорилось: "Мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и нашим правительством... Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему (тут был явный намёк именно на обновленцев. - М.А.), но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла... сознаётся нами как удар, направленный на нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза "не только из страха, но и по совести", как учил апостол".

Эта декларация вызвала бурю негодования в стане открытых врагов Советской власти, в особенности у эмигрантов, без восторга приняли её и многие консервативно настроенные православные в СССР. Владыку Сергия обвиняли в том, что он ради сохранения легально действующей Церкви пошёл на сговор с безбожной властью. Но Сергий пошёл на этот шаг не только потому, что сознавал невозможность ухода в катакомбы Церкви, насчитывавшей миллионы членов (что оставило бы их без богослужения и церковных таинств) но и потому, что понимал: всякая устойчивая власть - от Бога, а потому искренне считал таковой и Советскую власть. Революция, установление Советской власти - это, по его убеждению, тоже проявление Промысла Божьего.В этом смысле никакой измены канонам Церкви тут не было, и зря "ортодоксами" было пущено в оборот словечко "сергианство" - никакой "ереси сергианства" не было и нет.

Замечательный православный богослов ХХ века профессор В.Н.Лосский как никто другой сумел осмыслить историческую роль патриарха Сергия и его деятельности:

"Старый мир, мир Русской империи, мир византийской традиции, восходившей к Константину Великому, тот мир, который казался многим миром самого христианства, внезапно рушился до основания, и на его месте возникал новый мир, вне христианства, но не вне Божественной воли, определяющей судьбы. Чтобы руководить церковной жизнью в столь исключительных условиях в Москве - столице нового государства, в центре строящегося нового мира, надо было обладать непоколебимой верой в Богоустановленность Церкви... Но одной веры было недостаточно: надо было иметь особое качество возвышенного ума, способного непрестанно восходить к вечным истинам христианства, отрешаясь от всего случайного, привходящего, наносного. Надо было быть поистине богословом, стяжавшим "ум Христов"... иметь "всегда горячее сердце при спокойном, невозмутимом, холодном уме". Таким "богословом милостью Божией" был патриарх Сергий... Всё велико было в жизни великого Сергия... Его богословские идеи - это завет богословию о Церкви, всякой будущей экклезиологии, желающей отвечать исканиям современной религиозной и философской мысли". По мысли Лосского, Сергий - не только умелый церковный администратор и даже не просто выдающийся богослов, чутко уловивший тенденции развития человечества в ХХ веке, но и великий церковный деятель вселенского масштаба, которого можно поставить рядом с Василием Великим. Думается, в истории РПЦ не было и, возможно, ещё долго не будет такого выдающегося предстоятеля, как патриарх Сергий.

Декларация Сергия выбила окончательно почву из-под ног обновленцев. Они могли противостоять антисоветской, хотя и канонической Церкви. Но одолеть Церковь, принявшую Советскую власть и в то же время сохранившую свой канонический строй, было им не по силам. И постепенно обновленческое движение сошло на нет, а РПЦ (по крайней мере, круг Сергия) старалась оставаться лояльной по отношению к Советскому государству, даже и в пору проходивших временами гонений на Церковь, арестов священно- и церковнослужителей, монахов и мирян.

О том, в чём была причина гонений, и кого надо считать мучениками за веру, а кого - жертвами антисоветской деятельности или просто непонимания происходящего, надо говорить особо, пока лишь отмечу, что Московская патриархия в своё время так высказалась по этому поводу:

"За годы после Октябрьской революции были неоднократно процессы церковников. За что судили этих церковных деятелей? Исключительно за то, что они, прикрываясь рясой и церковным знаменем, вели антисоветскую работу. Это были политические процессы, отнюдь не имевшие ничего общего с чисто церковной жизнью религиозных организаций и чисто церковной работой отдельных церковнослужителей". ("Правда о религии в России". Изд. Московской патриархии, 1942, с. 26). Конечно, это была не вся "правда о религии в России", но и эта часть правды реально существовала.

Митрополит Сергий и сам четырежды был арестован и сидел в тюрьме, а по выходе на свободу оказался без помощников - почти все епископы и тысячи священников были в заключении. Поэтому когда к нему приходили раскаявшиеся епископы и священники из обновленцев, он их принимал. В итоге вожди обновленцев попали в положение генералов без армии. А после того, как Сталин в 1943 году принял трёх митрополитов РПЦ и для Церкви началась новая жизнь (к тому же и Введенский умер) об обновленцах уже не приходилось и говорить.

Историческое значение обновленчества

Несмотря на многочисленные и серьёзнейшие ошибки, обновленцы сыграли важную роль в жизни РПЦ. Хотя священноначалие РПЦ всячески отмежевывалось от деятельности обновленцев, их критика строя жизни Церкви, сложившегося в дореволюционной России и сохранявшегося в первые послеоктябрьские годы, оказала влияние на эволюцию взглядов своего рода "советской церкви".

Хотя по первому впечатлению кажется, что "тихоновская" Церковь полностью уничтожила обновленцев, не оставив от них и следа, по большому счёту можно сказать, что "обновленцы" и "тихоновцы", если можно так выразиться, "сыграли вничью". Обновленцы добились признания Церковью законности и справедливости Советской власти, но не смогли добиться реформирования церковного строя. Тихоновцы, напротив, церковный строй сохранили, зато вынуждены были косвенно признать правоту обновленцев в отношении к Советской власти, без чего Церковь тогда вряд ли могла бы сохраниться. А значит, хотя современные деятели Церкви страшно боятся это признать, на деле выходит: обновленцы спасли тогда Церковь, без них она вскоре превратилась бы в жалкую секту озлобленных ретроградов, ушедших в затвор и пеняющих Истории на то, что она пошла своим путём, куда направляет её Промысл Божий, а не путём восстановления романовской России, как это им хотелось бы.

Импульс, приданный обновленцами церковной жизни, продолжал действовать и позднее. Лишь много лет спустя, когда деятели "обновленчества" ушли из жизни, Московская патриархия стала использовать многие элементы их наследия, умалчивая, конечно, об источнике. В условиях строительства социализма Церкви пришлось осмысливать свою новую роль, и она, отказавшись от позиции "социальной нейтральности", постепенно переходила на позиции "коммунистического христианства". В православном богословии 50 - 80-х годов появились новые теории: "богословие революции и развития", "богословие освобождения" и т.п. Можно привести десятки цитат из официального органа Церкви "Журнала Московской патриархии", где говорится, что "социальные революции - это дело Божественного Промысла", что идеи свободы, равенства, братства, справедливости взяты из Евангелия, что идеалы коммунистического общества близки религиозным представлениям о Царстве Божьем на земле, а "из наличных этических идеалов" надо отдать предпочтение идеалу бесклассового человеческого общества. Так что в советский период Церковь благополучно существовала, хотя её деятельность была ограничена оградой храма, что, может быть, и к лучшему: "батюшки" служили Богу и окормляли своих прихожан, а не сидели в президиуме торжественных собраний и не благословляли преуспевших в жизни, освящая казино и "мерседесы". Проявить же любовь к ближнему, посетить больного и нуждающегося в утешении и помощи, то есть заниматься непоказной благотворительностью и прежде никакой закон не мешал, да только до этого и тогда частенько руки не доходили, как недосуг заниматься такой мелочёвкой и сейчас.

Если бы Советский Союз сохранился и жизнь в нём развивалась в направлении к большей социальной справедливости, не исключено, что и "советская Церковь" становилась бы всё более народной, и тогда можно было бы ожидать со временем более глубокого осмысления ею учения Христа. Но, как известно, история пошла другим путём...

Почему такая нелюбовь к обновленцам сегодня?

После окончательного разрыва с живоцерковниками в последние годы жизни патриарха Тихона оставшиеся верными ему члены Церкви воспринимали своих противников как еретиков и раскольников. Такое отношение к "Живой Церкви" прочно закрепилось до нынешних дней. Из огромного реформаторского замаха христиан первых лет революции в Церкви укоренилась только лояльность Советской власти, да и то со временем всё больше показная. Из прочего себе в заслугу "тихоновская" РПЦ ставила как раз сохранение церковных канонов, давно отживших уже в начале века и часто совершеннно нелепых сейчас. Поэтому интересоваться наследием обновленцев, как раз поставивших под сомнение эту нелепость, не полагалось, полагалось верить в их "антихристову" природу.

В 90-е годы положение вроде бы изменилось - последнее время вновь заговорили про "нечестивых обновленцев", якобы возникших в церковных кругах. Но это терминологическая путаница, потому что под "обновленцами" имеют в виду церковных либералов.

При современной власти Церковь стала играть совсем иную роль в жизни общества, чем в советское время. Ведь властью взят курс на построение в нашей стране капиталистического общества, притом по западным лекалам, а ещё обновленцы показали, что капитализм - общество скорее антихристианское, с чем согласны и многие православные богословы и священнослужители (см.: Зеньковский В. Апологетика. Рига, 1992, с. 201). Власти центральная и московская соревнуются между собой, какая из них заручится в большей мере поддержкой со стороны Церкви, спешат передать ей отнятые когда-то храмы, помогают строить новые (строительство храма Христа Спасителя обошлось, говорят, в 500 миллионов долларов). Ельцин, Лужков, Примаков и другие видные политики стояли в храме со свечками в руках, вот и Путин оказался православным. Но похожи они на людей, исполняющих евангельский завет: "у кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же" (Лк 3:11)? Можно ли представить, как Ельцин вышел из Кремля и стал раздавать неимущим свои костюмы, сшитые самыми модными кутюрье? (Или Скуратов, который по случаю заказал себе за казённый счёт сразу 14 костюмов?) А Лужков, увидев из своего лимузина стариков, роющихся в помойке в поисках остатков пищи, усадил их в свою машину и привёз к себе на дачу, посадил за стол и пообедал вместе с ними? А руководители правоохранительных органов и таможенных служб, разные высокопоставленные чиновники, заботящиеся об укреплении связей с Церковью, выполняют завет: "ничего не требуйте более определённого вам"? Тогда откуда у чиновников, получающих несколько тысяч рублей в месяц, особняки стоимостью в миллион долларов и миллионы на счетах в банках и наличными? А генералы и адмиралы Вооружённых сил, строящие часовни в расположении воинских частей (а себе - виллы за казённый счёт), выполняют совет Иоанна Крестителя: "довольствуйтесь своим жалованьем"? А ведь христианство именно в этом, а не в стоянии в храме во время пасхального богослужения.

Пришедшие к власти в России "демократы" в силу своего человеконенавистничества, разумеется, отстоят от учения Христа, как от Луны, но им было важно использовать Церковь для протаскивания идеи возвращения собственности прежним (в том числе некоторым дореволюционным) владельцам. Вот они и начали с передачи Церкви в собственность храмов и икон. В этом они встретили полное понимание со стороны того большинства православного епископата, которое считается выучениками покойного митрополита Никодима (Ротова), "церковными шестидесятниками". Вот как характеризует их хорошо знакомый с ними учёный А.Морозов: это - "в основном посредственные богословы, но прекрасные практики. Прошедшие хорошую школу номенклатурного взаимодействия при старом режиме, они... устремляли свою энергию на "возвращение отнятого". Они не смогли осуществить реформу богословского образования или развернуть православную миссию (напомню, что именно её патриарх Алексий II считал главным делом Церкви. - М.А.), не смогли ужиться с движением православных братств или инициировать новые формы социального служения. Единственное, что они смогли - равно как и вся советская номенклатура, - цепко взять свой кусок из разваливающегося наследства империи. Лучшее их достижение касается церковной собственности. Следующие православные поколения русских простят им всё за то, что они "восстановили отнятое".

Ну, насчёт прощения всего - это, может быть, несколько преждевременное утверждение, но А.Морозов прав в другом: "Никодимовское поколение развернуло гигантское, тотальное давление на государство, требуя не только вернуть обратно награбленное, но и заплатить контрибуцию. Эта политика оказалась успешной. Никодимляне навязали государству такое острое чувство вины, что оно только Церкви вернуло всё и повело протекционистскую политику..." ("НГ-религии", 27.11.1997).

Ну, а вслед за "владыками" и "батюшки" с жаром взялись за восстановление и украшение храмов, - занятие похвальное, затем стали требовать возвращения земельных участков... Многие из них сейчас больше строители и снабженцы, чем духовные пастыри, помогающие пасомым правильно понять высшие вопросы о предназначении человека и его месте в мироздании. Не удивительно, что у таких "пастухов" разные сектанты и оккультисты таскают "овец". Помогают "батюшкам" материально не столько малоимущие прихожане (много ли может подать на украшение храма старушка-пенсионерка?), сколько "новые русские", "отстёгивающие" Церкви от своих наворованных капиталов (в обмен на благословение дел, которые оказываются часто не вполне чистыми, на освящение казино и "мерседесов"). Но ведь Христос не зря предупреждал: "... где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" (Мф 6:21). Церковь всё больше оказывается там же, где и преуспевающие в нынешней несправедливой жизни, а её иерархи - рядом с ненавистной народу властью. Надеюсь, понятно, почему сейчас для священноначалия Церкви особенно нежелательно даже малейшее упоминание об обновленцах, обвинивших Церковь именно в прислужничестве "сильным мира сего". Ведь не исключено, что возрождение какого-то подобного движения в Церкви в условиях нынешнего нового разделения общества на бесящееся с жиру богатое меньшинство и обездоленную основную часть народа - дело времени.

Ну, а что касается современных церковных либералов (священники Г.Кочетков, Г.Чистяков и др.), то ярлык "неообновленцев" им приклеен совершенно напрасно. Обновленческое движение 20-х годов вовсе не было простым продолжением выступлений либералов предреволюционных лет. Либералы стремились лишь привести Церковь в большее соответствие с современностью, не покушаясь на основы капиталистического строя, а обновленцы целиком встали на сторону революции и социализма. Скорее их можно считать продолжателями традиции святителя Тихона Задонского, который не только ратовал за "истинное христианство", но и гневно обличал помещиков, отличавшихся особенно жестокой эксплуатацией крестьянства. Думается, настала пора объективно оценить их деятельность и роль в развитии РПЦ. А главное - понять: БЫЛА И ПОПЫТКА СОЗДАТЬ ДРУГУЮ ЦЕРКОВЬ. И если говорить о грядущем взлёте православия, приближении "христианского человечества" к сути учения Христа, то мимо вопросов, поднятых в своё время обновленцами, всё равно никак пройти не удастся.




Ссылки на другие материалы в InterNet по этой теме
Взлёт и падение "Русского социального христианства" - исходный материал на сайте газеты "Дуэль".
Оставить отзыв. (2)
111


Создатели сайта не всегда разделяют мнение изложенное в материалах сайта.
"Научный Атеизм" 1998-2013

Дизайн: Гунявый Роман      Программирование и вёрстка: Muxa